В ноябре 1909 года Александр Блок спешно выехал в Варшаву: там умирал человек, которого он плохо знал и чуждался, чье имя в доме произносилось редко и неохотно. Это был его отец – юрист и философ Александр Львович Блок. В последний приезд отца в Петербург Блок томился при одной мысли о необходимости видеться с ним: „Господи, как с ним скучно и ничего нет общего”.

В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона читаем: „Блок Александр Львович – профессор Варшавского университета, р. 20 октября 1852 г. в Пскове, окончил университет в 1875 г. в Петербурге по юридическому факультету и за диссертацию „О городовом положении” был оставлен при университете; через год выдержал магистрантский экзамен и вскоре получил кафедру государственного права в Варшаве”. А.Л.Блок был автором нескольких научных трудов и  книги о политической литературе в России. Но важен факт, что он был отцом гениального русского поэта Александра Блока.

Александр Львович Блок

…В январе 1879 года Александра Андреевна, третья дочь ботаника-эволюциониста Андрея Николаевича Бекетова, после бурного романа вышла замуж за молодого юриста Александра Львовича Блока.

Александра Бекетова

Сразу после свадьбы молодые уехали в Варшаву, куда Блок только что получил назначение. Брак оказался неудачным – у молодого супруга проявился ужасный характер. Он терзал жену деспотизмом, вспышками ревности и яростного гнева, скупостью. Когда осенью 1880 года Блоки приехали в Петербург – Александр Львович собирался защищать диссертацию – Бекетовы едва узнали в замученной и запуганной женщине свою дочь. Ко всему прочему, она была на восьмом месяце беременности. Муж вернулся в Варшаву один – родители не отпустили ее.

Отец и мать поэта Александра Блока

Развод Александра Андреевна не могла получить несколько лет. Александр Львович противился этому решению: он продолжал любить жену и каялся в содеянном перед „мадонной” и „мученицей”, как называл ее в письмах.  Вероятно, и ей нелегко дался этот развод. Ведь, как пишет с ее слов М. А. Бекетова, „в хорошие минуты он нежно ласкал ее, и они проводили много прекрасных часов за чтением и разговорами о прочитанном. Они перечитали вместе Достоевского, Льва Толстого, Успенского, Флобера, Гетева „Фауста”, Шекспира, Шиллера и т. д. Ал. Андр. поразительно развилась за эти годы, вкусы ее стали серьезнее, глубже, для нее раскрылось многое, о чем она прежде не подозревала”. Впоследствии, когда  сын уже был взрослым, Александра Андреевна скупо обмолвилась в одном из своих писем: „На днях я видела во сне его отца, как живого. Вот тут-то и есть точка моей боли”.

Александр Львович провел всю жизнь в Варшаве, лишь изредка приезжая в Петербург. Среди его слушателей в Варшавском университете не было равнодушных: противников было большинство, горячих приверженцев – единицы. Личная жизнь Александра Львовича сложилась несчастливо: и вторая его жена, Мария Тимофеевна Беляева, не смогла вынести тяжелого характера мужа и оставила его. Их дочь Ангелина – сводная любимая сестра поэта, которой посвятил цикл стихотворений „Ямбы”, умерла в 1918 году в Новгороде, заразившись тифом от раненых, за которыми ухаживала. Но А.Л.Блок не дожил до этого времени. Он скончался в 1909 году в Варшаве, ведя в конце своих лет все более и более странный образ жизни. „Я был у него в его варшавской квартире, — вспоминал двоюродный брат поэта Г.П.Блок. — Он сидел на клеенчатом диване за столом. Он никогда не топил печей. Не держал постоянной прислуги, а временами нанимал поденщицу, которую называл „служанкой”. Столовался в плохих „цукернях” (кондитерская – ред.). Дома только чай пил”.

По словам очевидцев, внутренняя дисгармония Александра Львовича обусловливалась тем, что „в нем боролись моралист, художник и ученый”. Острый, реалистический ум его был склонен к холодному, логическому анализу; тонкое музыкальное чувство влекло к созерцательности, гармонии; воля его руководствовалась суровым принципом: „Ты можешь, потому что ты должен”. И беспощадная ирония, которая была свойственна А.Л.Блоку (стоит только прочитать его письма к сыну), рождалась этими свойствами души. Но знавшие Блока-отца отмечали, что эта ирония, рушащая воздушные замки, сочеталась в нем с иллюзиями.

Александр Львович был великолепным музыкантом. Ценители музыки считали его игру необычайно талантливой. Особенно любил он произведения Шумана, Шуберта, Шопена. Нередко играл по ночам. Музыка была для него не просто техникой, алгеброй тонов, а живым, почти мистическим общением с гармонией если не действительного, то воображаемого космоса. Вполне возможно, что музыкальная стихия, которая жила в душе отца, перешла к его сыну-поэту, выразившись в необычном мелодическом строе его стиха.

И на покорную рояль

Властительно ложились руки,

Срывая звуки, как цветы,

Безумно, дерзостно и смело,

Как женских тряпок лоскуты

С готового отдаться тела.

Прядь упадала на чело…

Он сотрясался в тайной дрожи…

(Всё, всё –  как в час, когда на ложе

Двоих желание сплело…)

Как же складывались взаимоотношения отца и сына? Встречались они редко, но часто переписывались. Александр Львович постоянно и охотно помогал сыну материально, внимательно следил за его стихами, особенно отмечал стихи о Родине. Когда в 1904 году вышел первый сборник Блока „Стихи о Прекрасной Даме”, он тут же отправил его в Варшаву с письмом: „Милый папа! Сегодня получил наконец свой первый сборник, который посылаю Вам. Пока не раскаиваюсь в его выходе, тем более что „Гриф” приложил к нему большое старание и, по-моему, вкус”. Вскоре на отрезном купоне денежного перевода на 100 рублей пришел из Варшавы едкий рифмованный ответ:

„…Благодарю за присланную книгу // Со стихами о „Прекрасной Даме” // Но, смотря в нее, все „видят фигу” // И готовы чувствовать себя в Бедламе”.

А.Блока задело и огорчило это письмо. Он не слишком хорошо понимал отца, но думал о созвучии их душ. Александр Львович же, воспитанный на классических образах русской поэзии, – поклонник Пушкина, Лермонтова, Фета – не сумел уловить музыки первой книги сына. Конечно же, он не был объективным критиком, какого ждал сын. Они продолжали вяло переписываться. Изредка, когда отец приезжал в Петербург, виделись, но, в сущности, все дальше расходились друг с другом.

И только оказавшись в заснеженной польской столице, после похорон отца, Блок-сын попытался понять глубину образа человека, с которым при жизни был внешне так далек. Из Варшавы он писал матери: „Из всего, что я здесь вижу, и через посредство десятков людей, с которыми непрестанно разговариваю, для меня выясняется внутреннее обличье отца – во многом совсем по-новому. Все свидетельствует о благородстве и высоте его духа, о каком-то необыкновенном одиночестве и исключительной крупности натуры… Смерть, как всегда, многое объяснила, многое улучшила и многое лишнее вычеркнула”. Вскоре после возвращения из Варшавы родился у Блока замысел поэмы, вариантом названия которой было – „Отец”. В январе 1911 года была закончена первая редакция третьей главы (самостоятельное произведение), носившая вначале подзаголовок „Варшавская поэма”. Блок много работал над поэмой, но не завершил ее. И все же, работая над поэмой «Возмездие», оставил для потомков портрет своего отца:            

Привыкли чудаком считать

Отца — на то имели право;

На всем покоилась печать

Его тоскующего нрава;

Он был профессор и декан;

Имел ученые заслуги;

Ходил в дешевый ресторан

Поесть — и не держал прислуги;

По улице бежал бочком

Поспешно, точно пес голодный,

В шубенке никуда не годной

С потрепанным воротником;

И видели его сидевшим

На груде почерневших шпал;

Здесь он нередко отдыхал,

Вперяясь взглядом опустевшим

В прошедшее. Он «свел на нет»

Все, что мы в жизни ценим строго…

Лишь музыка — одна будила

Отяжелевшую мечту:

Брюзжащие смолкали речи:

Хлам превращался в красоту;

Прямились сгорбленные плечи;

С нежданной силой пел рояль,

Будя неслыханные звуки:

Проклятия страстей и скуки,

Стыд, горе, светлую печаль…

По статье Владимира ЕНИШЕРЛОВА «Жизнь без начала и конца. За строками „Возмездия”» подготовила Ирина КОРНИЛЬЦЕВА