Виолетта Верницкая, канд.фил.наук, историк
Кладбища давно перестали быть лишь местами погребения усопших. Пер Лашез или Сент-Женевьев де Буа в Париже, Повонзки в Варшаве или Старое кладбище в Вене давно стали полноправными достопримечательностями этих городов.
Корни неослабевающего интереса туристов к некрополям (пер. с греческого – город мёртвых) восходят к периоду романтизма, когда на смену просветительскому рационализму и культу разума пришёл интерес к человеку как личности с её переживаниями, чувствами и личным опытом. Одной из главный черт романтизма в литературе, истории, искусстве и других сферах жизни явилось понимание самоценности человека. Причём, романтический герой заслуживал внимания не благодаря своему „нравственному совершенству”. Романтики верили, что мир каждого человека является уникальным микрокосмосом, содержащим несметные душевные сокровища.
Примечательно, что именно элегия „Сельское кладбище” Томаса Грея, английского поэта-сентименталиста, считается своеобразным толчком к развитию романтизма в русской литературе. Вдохновлённый этим произведением, Василий Андреевич Жуковский, которому суждено было стать одним из родоначальников этого литературного течения и классической русской литературы, написал ряд работ, посвящённых символическому значению некрополей. В таких элегиях, как „Мысли при гробнице”, „Мысли на кладбище” или „Сельское кладбище” Жуковский представляет концепцию „двоемирия”, т.е. существования сиюминутного здесь и неизбежности потустороннего там. В этих произведениях „миру земному, кладбищу неосуществлённых надежд, противопоставляется некий мир счастья, скрытый за ‘лазоревым сводом’ небес”. Именно под влиянием подобного рода поэзии, повествующей о царственном покое загробного там, о бренности бытия, бессилии человека перед лицом судьбы и неминуемом окончании его земного пути, люди начали задумываться о смысле существования. А прогулки по тенистым аллеям некрополей стали толчком к раздумьям о архиважных элементах жизни.
Некрополи давно стали воспринимать как зашифрованную хронику данного периода. Кладбища — это не только место упокоения усопших, но „своеобразная хроника”, „культуроведческий текст” и доказательство существования отдельных человеческих судеб. Православные кладбища Лодзи и воеводства подтверждают этот тезис, ибо внимательный взгляд увидит, как изменялась роль интересующего нас русского меньшинства на протяжении последних 150 лет и какие эволюционные процессы происходили в самой русской среде. Кроме того, некрополи отражают изменения в восприятии политических и социальных перемен со стороны русских жителей. Анализ будет проведён на примере трёх мест захоронений: православного некрополя в Петракове Трыбунальском, Старого кладбища на улице Огродовой и православного кладбища на Долах в Лодзи.
Когда в 1856 году власти Лодзи решили основать новое кладбище для исповедующих католицизм, православие и протестантизм, даже размеры некрополя отражали количественные пропорции населения. Самая узкая полоса земли предназначалась для православных жителей. В 1857 году, когда Лодзь уже стала важнейшим текстильным центром Российской Империи и вторым по величине городом Царства Польского, в городе насчитывалось более 30 тысяч постоянных жителей. Среди них поляки составляли 43%, немцы — 41%, евреи — 15%, а русские — всего 0,01%, т.е. 3 человека. В 1864 количество русских увеличилось до 7.
Демографическая ситуация изменилась после Январского восстания. В наказание за бунт власти в Петербурге решили полностью уравнять Царство Польское с остальной Империей. Даже название „Царство Польское” было изменено на „Привислинский край” или просто „Привислие”. Для осуществления своих планов центральные власти откомандировали в Царство Польское огромное количество государственных чиновников, которые стали занимать ключевые посты в администрации и общественной жизни.
В поимённом списке православных жителей за 1870-1872 гг. значится уже 112 человек, в основном государственных служащих и членов их семей. Эти тенденции ещё более заметны в Петракове Трыбунальском, столице губернии. Здесь находятся все жизненно важные учреждения губернии, например, губернское правление, канцелярия губернатора или управление губернского воинского начальника. Поэтому несмотря на то, что количество русскоязычных жителей не превышало 3 %, львиную долю православного населения составляли высокопоставленные чиновники и военные.
Во второй половине 1865 года в Лодзи появились русские инженеры – после того, как Император Александр II подписал разрешение на строительство железнодорожного сообщения между Лодзью и Варшавой. В 1870-е годы в городе появились учителя, потому что после Январского восстания русский стал обязательным языком преподавания. На улицах появились двуязычные польско-русские вывески и рекламы. Русские купцы открыли магазины, а самыми известными были заведения, принадлежащие Окоеву и Чквянову. В 1884 году в городе появилась первая русская газета „Лодзинский листок”. Хотя в процентном отношении русское население перед первой мировой войной в среднем не превышало 3 %, но это была элита городского общества: военные, полицейские и административные чины, работники банков, почты, купцы, преподаватели, инженеры.
Лодзь была необычным городом, ведь здесь в мире и согласии жили люди многих национальностей. Город был открыт для новых жителей, а главным критерием являлись трудолюбие и смекалка. Космополитичность выражалась в значительном количестве смешанных браков, в том числе католиков с православными. Ярчайшим примером такого союза является захоронение семьи Константина Гойжевского, высокопоставленного полицейского чиновника, на Старом кладбище. Супруг был православого исповедания, а его жена Александра — католичкой. Они были настолько любящей парой, что решили не разлучаться даже после смерти. Для этого был построен мавзолей на границе католической и православной частей. Константин Гойжевский покоится в византийском мавзолее на православной части некрополя, а жена – на католической. Для того, чтобы родственники и закомые могли одновременно посещать обе могилы, в стене была сделана существующая и по сей день калиточка (фото 2).
После Январского восстания в Лодзи прочно „окапываются” военные формирования. Здесь расположились 37 пехотный Екатеринбургский полк, 10 артиллерийская бригада и шеcтая сотня 5 Донского казачьегo полка. В периoд расцвета лодзинский военный гарнизон насчитывал более 4 тысяч человек. Казачьи сотни появились в городе в начале 1860-х, здесь также жили на „зимних квартирах” другие военные формирования. 37 Екатеринбургский полк прибыл в лодзь в 1875 г. К его приезду приурочили постройку казарм, так как прежде военные квартировали в домах лодзинцев, набиваясь в и без того тесные жилища. Очень часто большую чаcть дома занимали ткацкие станки; когда в доме появлялись военные постояльцы, семьям горожан приходилось ютиться даже в хозяйственных помещениях.
Славный Екатеринбургский полк был основан в 1796 году самой Императрицей Екатериной. Соединение участвовало в Бородинском сражении, далее – в немецкой кампании 1813 года (в так называемой „битве народов” под Лейпцигом) и Крымской войне. В 1907 году полк был передислоцирован в Нижний Новгород. Во время первой мировой войны екатеринбуржцы участвовали в Варшавско-Ивангородской и Лодзинской операциях.
Это соединение органично вписалось в пейзаж города. Духовой оркестр Екатеринбургского полка играл на открытых и закрытых концертных площадках Лодзи. Он участвовал во всех благотворительных концертах в пользу Красного Креста и Христианского Попечительства. Иногда оркестр устраивал концерты для сборки средств артистам, гастролирующим в Лодзи и попавшим в долги. Когда полк уходил в лагеря, Лодзь лишалась развлечений на несколько недель. И тогда жители засыпали власти города письмами, требуя скорейшего возвращения военных домой.
Если вы пойдёте по централной аллее Старого кладбища, то ваше внимание обратит на себя памятник в виде военной палатки. Здесь покоится прах Виктора Михайловича Канищева, поручика 37 Екатеринбургского пехотного полка. У кладбищенской стены похоронен полковник Алексей Семёнович Машлыкин.
Революция 1905-07 гг. была трагической страницей в истории города. Масштаб протестов и сражений восставших с правительственными войсками были настолько значительными, что навсегда вписались в историю правления императора Николая II. Причиной революционных выступлений стало ухудшение положения лодзинской текстильной промышленности в результате русско-японской войны вместе с активно проводимой социалистической пропагандой.
Пресловутой искрой, из которой возгорелось пламя революции в Лодзи, было „кровавое воскресенье”. Сначала на фабриках вспыхивали отдельные забастовки, усмиряемые отрядом казаков и ротой пехоты, которые были вынуждены применить оружие, в результате чего появились первые жертвы среди бастующих. Постепенно события принимают более серьёзный оборот, и напуганныe фабриканты, собравшись в отеле „Гранд”, просили Варшавского генерал-губернатора увеличить численность лодзинского гарнизона. (Именно в этой гостинице „Гранд” в 1909 жила Айседора Дункан, а в 1914 – Фёдор Шаляпин – прим. автора)
Так называемый „главный начальник края” доложил царю о ситуации в городе, в итоге с 28 января по 3 февраля в Лодзь прибыло подкрепление в количестве 3770 человек из других гарнизонов Варшавского военного округа. Фабриканты взяли на себя содержание войск, охраняющих и патрулирующих восставшие предприятия. 24 июня по высочайшему указу в Лодзи объявлено военное положение, которое обязывало до 1909 года, а состояние повышенной бдительности – аж до авгуcта 1914. Среди военных и работников органов правопорядка были и те, кто поплатился собственной жизнью за верность присяге.
На Старом кладбище находятся могилы военнослужащих 40 Колыванского пехотного полка, прибывшего в Лодзь подавить революционные беспорядки. В 1910 году их сослуживцы соорудили простой памятник с простой, но трогательной надписью: „Въчная память вам, верные защитники царя и родины, с честью исполнившим долг присяги от офицеров 40-го колыванского полка. 1910 годъ”.
1 августа 1914 года вспыхнула I мировая война, отрезавшая Лодзь от рынков сбыта в Российской Империи. Опасаясь немецкого наступления, многие русскоязычные жители, особенно высокопоставленные чиновники вместе со своими семьями уехали из Лодзи. Остались те, кто не мог уехать или кому некуда было убегать. Однако после Октябрьского переворота и поражения „белого” дела началось движение в обратном направлении. В 1922 году в независимой Польше скопилось около 200 тысяч беженцев из большевистской России. Для многих из них это был лишь перевалочный пункт на пути в Германию или Францию, где власти были довольно благосклонны к эмигрантам.
Часть из них, однако, выбрала местом своего проживания Польшу. В Лодзи поселилась семья Виктора Михайловича Кюхельбеккера, потомка Вильгельма Кюхельбеккера, „Кюхли”, декабриста, поэта и друга Пушкина.
Своё отношение к советской власти и произошедшим переменам в родной стране они выразили неприятием реформы правописания, принятой в 1918 году. Даже после второй мировой войны многие из них пользовались старыми дореволюционными правилами грамматики.
Со временем культивировать русскую культуру и русскую речь становилось всё трудней и потомки уже не чувствовали сильной связи с культурой своих предков, что тоже отразилось на внешнем облике могильных плит.
Постепенно надписи на русском языке уступили место эпитафиям на польском. А ныне история русскоязычной диаспоры в Лодзи зависит в огромной мере от нас, её представителей.
Использованная литература:
Reed, Walter L. Meditations on the Hero : a Study of the Romantic Hero in Nineteenth-century Fiction.New Haven ; London : Yale Univ. Press, 1974, стр. 4
Шаталов С.Е. Романтизм Жуковского в «История русского романтизма в 2-х томах». Москва: Наука, 1979, стр. 114.
Kołbuszewski, Jacek. Cmentarze. Wrocław: Wydawnictwo Dolnośląskie, 1996, стр. 27.
Rachalewski S. Zastygły nurt życia. Łódź, która odeszła. Łódź: Drukarnia Ludowa, 1938, стр. 76.
Материалы
II Международной научно-практической конференции
„Русское культурное наследие в Польше”
Лодзь, 28–29 мая 2011
Русские страницы в истории Польши 